По действиям авиации есть отличные книги Горбача и Хазанова. И существует почти та же самая работа, но в авторах только Горбач. Она у меня пока только в бумажном виде есть.
На Милитере есть первая, с двойным авторством:
http://militera.lib.ru/h/hazanov_gorbach/index.html Конкретно про действия против танков на этой странице в середине:
http://militera.lib.ru/h/hazanov_gorbach/03.html Вот фрагмент текста:
Авиация против танков Для большинства наступательных операций вермахта на различных театрах боевых действий было характерно [140] применение мощных танковых группировок, собранных в кулак. С развязыванием войны против Советского Союза эти действия приняли наибольший размах, достигнув своего апогея во время Курской битвы. За два года войны наша страна добилась, вероятно, еще большего прогресса в области танкостроения. Неудивительно, что проблема борьбы с вражескими танками стояла всегда достаточно остро, как для вермахта, так и для Красной Армии. Изыскивались все новые средства поражения бронированных машин. Наряду с традиционными артиллерией и минами наиболее перспективным противотанковым оружием к лету 1943 г. считалась авиация. Однако противоборствующие стороны по-разному решили использовать самолеты для борьбы с танками.
Как уже говорилось, советское командование весной и в начале лета заготовило для врага немало «сюрпризов», одним из которых стали новые кумулятивные бомбы ПТАБ-2,5–1,5, которые в больших количествах поступили на склады авиационного имущества. Чтобы усилить эффект неожиданности, их решили использовать массированно и только по указанию Ставки ВПК.
С большой уверенностью можно утверждать, что впервые новые кумулятивные бомбы ПТАБ-2,5–1,5 применили летчики 61-го шап 291-й шад ранним утром 5 июля. В районе Бутово «илам» ст. лейтенанта Добкевича удалось внезапно для противника обрушиться на вражескую колонну. Снижаясь после выхода из атаки, экипажи отчетливо видели множество горящих танков и автомашин. На отходе от цели группа также отбилась от наседавших «мессершмиттов», один из которых был подбит в районе Сухо-Солотино, а летчика взяли в плен. Командование соединения решило развить наметившийся успех: вслед за штурмовиками 61-го шап нанесли удар группы 241-го и 617-го полков, не позволившие противнику развернуться в боевой порядок. По докладам летчиков, удалось уничтожить до 15 неприятельских танков{285}.
Использование новых бомб не осталось незамеченным для командования Воронежского фронта. В своем вечернем донесении Сталину генерал Ватутин отмечал:
«Восемь «илов» бомбили скопления танков противника, применив новые бомбы. Эффективность бомбежки хорошая: 12 танков противника немедленно загорелись»{286}.
Столь же позитивная оценка кумулятивных бомб отмечается и в документах 2-й воздушной армии, которые свидетельствуют:
«Летный состав штурмовой авиации, привыкший действовать по танкам ранее известными бомбами, с восхищением отзывается о ПТАБах, каждый вылет штурмовиков с ПТАБами является высокоэффективным, и противник терял по несколько подбитых и сожженных танков»{287}.
Солдаты и офицеры наступающих дивизий вермахта быстро почувствовали на себе разящие удары с воздуха. Один из попавших впоследствии в плен — лейтенант-танкист — на допросе показал:
«6 июля в 5 ч утра в районе Белгорода на нашу группу танков — их было не меньше сотни — обрушились русские штурмовики. Эффект их действий был невиданный. При первой же атаке одна группа штурмовиков подбила и сожгла около 20 танков. Одновременно другая группа атаковала отдыхавший на автомашинах мотострелковый батальон. На наши головы градом посыпались бомбы мелкого калибра и снаряды. Было сожжено 90 автомашин и убито 120 человек. За время войны на Восточном фронте я не видел такого результативного действия русской авиации. Не хватает слов, чтобы выразить всю силу этого налета»{288}.
Вероятно, наиболее крупной целью, попавшей под удар советских штурмовиков из 291-й шад, была колонна танков и автомашин (не менее 400 единиц техники), которая 7 июля двигалась по дороге Томаровка — Черкасское. Сначала восьмерка Ил-2 ст. лейтенанта Баранова с высоты 200–300 м двумя заходами сбросила около 1600 противотанковых бомб, а затем атаку повторили другие восемь Ил-2, ведомых мл. лейтенантом Голубевым. При отходе наши экипажи наблюдали до 20 горящих танков{289}.
Вспоминая о событиях 7 июля, С. И. Чернышев, в те дни командир дивизиона 183-й сд, входившей во второй эшелон Воронежского фронта, отмечал:
«Колонна танков, возглавляемая «Тиграми», медленно двигалась в нашу сторону, ведя огонь из пушек. Снаряды с воем проносились в воздухе. На душе стало тревожно: уж очень много было танков. Невольно возникал вопрос: удержим ли рубеж? Но вот в воздухе появились наши самолеты. Все вздохнули с облегчением. На бреющем полете штурмовики стремительно [141] ринулись в атаку. Сразу загорелось пять головных танков. Самолеты продолжали снова и снова заходить на цель. Все поле перед нами покрылось клубами черного дыма. Мне впервые на таком близком расстоянии пришлось наблюдать замечательное мастерство наших летчиков»{290}.
Согласно оперсводкам 2-й ВА, в течение 7 июля на вражескую технику летчиками одной только 291-й шад было сброшено 10 272 ПТАБа, а через день — еще 9727 таких бомб. Стали использовать противотанковые бомбы и авиаторы 1-го шак, наносившие, в отличие от своих коллег, удары большими группами, насчитывающими по 40 и более штурмовиков. По донесению наземных войск, налет 7 июля 80 «илов» корпуса В. Г. Рязанова на район Яковлево-Сырцево помог отразить атаку четырех танковых дивизий врага, пытавшихся развить наступление на Красную Дубровку, Большие Маячки.
Вражеские танки продолжали оставаться главной целью Ил-2 в течение всей оборонительной операции. Неудивительно, что 8 июля штаб 2-й воздушной армии решил провести проверку эффективности новых кумулятивных бомб. Инспекцию осуществляли офицеры штаба армии, следившие за действиями подразделения Ил-2 из 617-го шап, ведомого командиром полка майором Ломовцевым. В результате первой атаки шестерка штурмовиков с высоты 800–600 м сбросила ПТАБы на скопление немецких танков, во время второй был произведен залп РСов с последующим снижением до 200–150 м и обстрелом цели пулеметно-пушечным огнем. Всего наши офицеры отметили четыре мощных взрыва и до 15 горевших танков противника{291}.
Вскоре выяснилось, что эффективность применения новых бомб достаточно точно определить нельзя. Например, штаб 5-й гв. шад докладывал:
«Наблюдение за результатами применения указанных бомб затруднено, создается зрительное впечатление, что весь район падения бомб, независимо от наличия на нем объектов, подвергался огню, горело все: растительный покров, танки, автомашины»{292}.
Отмечали авиаторы и несовершенство конструкции кассет, в которые загружали бомбы. Летчики 266-й шад докладывали:
«Специальные бомбы ПТАБ, имеющие прямое назначение по этим целям [танки] и продемонстрировавшие хорошие результаты, применять в полном объеме мы не могли, ввиду того, что самолеты не оборудованы специальными кассетами для загрузки мелкими бомбами, а имеющиеся универсальные кассеты не могли использоваться на всех самолетах ввиду конструктивных недоработок, так как при загрузке кассет мелкими бомбами, вследствие слабости замков при толчке самолета кассета открывалась и выпадавшие бомбы взрывались под самолетом»{293}.
Тем не менее именно на Воронежском фронте ПТАБы нашли наиболее широкое применение. Согласно статистическим данным, во 2-й воздушной армии штурмовая авиация совершила в оборонительной операции 2797 самолето-вылетов, и в ходе 892 вылетов «ильюшины» несли противотанковые бомбы. Таким образом, в 31,9% всех вылетов штурмовики С. А. Красовского загружались этим смертоносным оружием (для сравнения в 16-й ВА такие вылеты Ил-2 составляли 14,0%){294}. Возможно, частая загрузка в кассеты мелких осколочных бомб, не позволявшая полностью использовать возможности бомбоотсека, привела к тому, что средняя бомбовая нагрузка штурмовика во 2-й ВА составила лишь 269 кг.
Правомерно поставить вопрос: насколько эффективно удавалось уничтожать немецкие танки с воздуха, в частности, на южном фасе Курской дуги? Оказывается, ответить на этот вопрос однозначно не удается. Нет никаких сомнений в том, что под воздействием налетов германское командование перестало использовать сосредоточенные боевые порядки при передвижениях, не осуществляло перегруппировок без хорошо организованного огня зенитной артиллерии, стало уделять повышенное внимание маскировке моторизованных колонн. Безусловно также, что от противотанковых бомб сгорело большое количество немецкой техники, прежде всего различных специальных небронированных машин. А вот танков было уничтожено значительно меньше.
Обратимся к мнению специалистов. Историк ОКБ им. Ильюшина Ю. А. Егоров доказывает, что только после начала широкого использования кумулятивных бомб Ил-2 превратился в полноценный противотанковый самолет. В течение первых двух лет войны они могли вывести из строя средний танк только при близком разрыве фугасной бомбы (или [142] при ее прямом попадании), чего было чрезвычайно трудно добиться, учитывая несовершенство прицела и неприспособленность самолета к пикированию. Теперь, как показали полигонные испытания, сбрасывая ПТАБ-2,5–1,5 с высоты 75–100 м, Ил-2 поражал практически все танки в полосе шириной до 15 м и длиной около 70 м. При попадании в цель кумулятивная бомба прожигала броню до 70 мм, что было достаточно для выведения из строя любого типа гитлеровского танка{295}.
Впоследствии выяснилось, что ПТАБы часто наносили танку поражения, после которых его нельзя было восстановить. В результате пожаров нередко выгорало все оборудование, броня получала отжиг и теряла свои защитные свойства, а взрыв боеприпасов довершал уничтожение танка. Но бомбы приводили к гибели танка, лишь угодив в район бронеукладки или бензобака. Если же бомба попадала в механизм силовой установки или трансмиссии, то бронированная машина обычно лишь теряла способность передвигаться, а один — два члена экипажа выходили из строя.
Казалось, результаты массированного применения должны были быть весьма существенными, особенно учитывая элемент внезапности для неприятеля. К сожалению, не удалось найти достоверных свидетельств противной стороны по вопросу о том, сколько в действительности танков вышло из строя в результате налетов. Более того, изучение разбитой и захваченной неприятельской техники не подтверждает информации о высокой эффективности ПТАБ. Так, М. В. Коломиец, ссылаясь на материалы Научно-испытательного полигона ГАБТУ КА, которое обследовало 31 потерянный немцами в районе шоссе Белгород — Обоянь танк «Пантера», сделал вывод: только одна бронированная машина погибла после прямого [142] попадания фугасной авиабомбы ФАБ-100. На остальных танках не удалось обнаружить пробоины в верхней части корпуса или башни{296}.
В других случаях, по показаниям пленных, после налета 6–8 штурмовиков сгорало не более двух-трех средних танков и примерно столько же получали повреждения. По косвенным данным можно примерно оценить ущерб противника от действия советской авиации на южном фланге в 100 бронированных машин, из которых 30–40 танков не подлежали восстановлению. Следует отметить несколько причин, снижавших на первых порах эффективность перспективного противотанкового оружия.
Как уже отмечалось, универсальные кассеты самолетов Ил-2 оказались недостаточно пригодны для использования ПТАБов — были случаи зависания бомб в отсеках, их взрывов под фюзеляжем, приводивших к тяжелым последствиям для личного состава и материальной части самолета. Принятая как стандартная укладка бомб «горизонтально, вперед стабилизатором» оказалась неудачной — до 20% бомб не взрывалось. Надо учесть несовершенство прицелов Ил-2 и неустойчивое падение бомб, которые значительно отклонялись от оси полета. Отмечались случаи столкновений бомб в воздухе, преждевременных взрывов из-за деформации стабилизаторов, несвертывания вертянок и другие конструктивные дефекты.
Только после окончания Курской битвы был проанализирован первый опыт. В последний день лета 1943 г. вышли в свет указания главного инженера ВВС КА А. К. Репина, отражающие вопросы «безопасной эксплуатации противотанковых бомб, правил безопасного обращения с ними и доработки отсеков под ПТАБ-2,5–1,5» {297}.
Имелись недостатки и в тактике действий штурмовиков. Первоначально оптимальными высотами сброса бомб считались 500–600 м, что позволило снизить риск быть пораженным огнем малокалиберной зенитной артиллерии. Но в ходе боевых действий стало ясно, что наилучшие результаты получались при атаке целей с небольшого пикирования с высот до 100 м. Если же самолеты поднимались на 400 м, то рассеивание оказывалось слишком велико. Для повышения меткости было очень важно, чтобы перед атакой штурмовики шли «свободным строем», когда каждый летчик мог самостоятельно выбирать объект для атаки и прицеливаться. Иначе только ведущие подразделения или группы имели шансы поразить танки врага.
Не меньшее внимание борьбе с советскими танками уделяло германское командование. По опыту предыдущих боев был сделан вывод, что против находящихся в обороне танковых частей и соединений пикирующие бомбардировщики малоэффективны: точно попасть в одиночный танк чрезвычайно трудно [143] даже с крутого пикирования, а средства снабжения и обеспечения не будут уязвимы в достаточной степени при позиционной обороне. Основную ставку в борьбе с танками с воздуха командование сделало на противотанковые самолеты.
К лету 1943 г. немцы уже накопили определенный опыт использования на самолетах 30-мм и 37-мм пушек. Генеральный штаб люфтваффе признал успешными действия весной этого же года «испытательной противотанковой команды» («Panzerversuchskommando») капитана Г.-К. Штепа (Н.-К. Stepp), оснащенной разными машинами и прежде всего Ju.87G с двумя подкрыльевыми 37-мм зенитными пушками, установленными в специальных контейнерах под крылом. В немецком отчете отмечалось, что противотанковые самолеты способны вести результативную борьбу с любыми советскими танками, но успешно действовать на них могут только наиболее опытные экипажи.
Одним из тех, кто удовлетворял высоким предъявленным требованиям, был капитан Г.-У. Рудель (H.-U. Rudel), в то время командир отряда 1/StG2 и единственный летчик, совершивший более 1000 боевых вылетов. В начальной стадии боев над южным фасом Курской дуги он впервые опробовал «штуку» против танков (до этого его опыт ограничивался борьбой с советскими автомашинами и десантными судами на Кубани). Впоследствии Рудель вспоминал:
«При виде огромных масс [русских] танков мне сразу вспомнились вооруженные пушками самолеты экспериментального подразделения, которое я привел с собой в Крым. Когда перед глазами маячит такая заманчивая цель, испытать противотанковую «штуку» было бы крайне просто. Разумеется, советские танки прикрывало большое количество зенитных орудий. Однако я говорил себе, что противников разделяет всего 1000–1500 метров, и если я не рухну вниз после прямого попадания снаряда, то всегда смогу посадить поврежденный самолет среди своих танков. Поэтому было решено, что следом за моим пушечным самолетом последуют «штуки» с бомбами. Мы так и сделали.
В ходе первой атаки четыре русских танка взорвались под сокрушительными ударами моих пушек. К вечеру их количество возросло до 12. Нас всех охватил охотничий азарт, так как мы понимали, что каждый уничтоженный вражеский танк означает спасение нескольких германских солдат.
После первого дня боев механикам пришлось хорошо потрудиться, поскольку мой самолет серьезно повредил зенитный огонь. Жизнь у такого «юнкерса» не слишком долгая, но самым главным было другое... В виде пушечной «штуки» мы получили оружие, которое могли немедленно широко использовать [144] и способное справиться с огромным количеством советских танков. Летчики моего отряда радовались, как дети. Те же самые чувства испытало командование группы и эскадры, так как самолет в бою оправдал все возлагавшиеся на него надежды. Чтобы немедленно получить такие же самолеты, штаб разослал телеграммы по всем авиационным экспериментальным противотанковым подразделениям, требуя, чтобы все исправные самолеты были отправлены на фронт вместе с экипажами. Таким образом, был сформирован противотанковый отряд, и он поступил под мое командование»{298}.
Надо признать, что Рудель был бесстрашным воздушным бойцом и незаурядным летчиком, фанатично преданным небу. Он имел отличную физическую подготовку, обладал психологической устойчивостью и был неутомим в небе. Однако скромность не относилась к числу добродетелей Руделя — летчик очень часто составлял весьма приукрашенные доклады о разгроме в одиночку крупных сил противника, и их никто не проверял. Удивительно еще, что на его счету к концу войны значилось «всего» 519 уничтоженных советских танков — при такой методике подсчета (пролетел над целью, обстрелял, записал на свой счет) количество взорванных бронированных целей вполне могло перевалить за тысячу. (Кстати, противотанковым отрядом 10 (Pz.)/StG2, созданным 18 июня 1943 г., командовал не Рудель, а обер-лейтенант Г. Шюбель [H. Schuebet].)
К тому же следует учесть, что, согласно отчетам генерал-квартирмейстера люфтваффе, до конца июня в эскадру «Иммельман» не передали ни одного противотанкового «юнкерса», а к началу операции «Цитадель» поступило всего четыре такие машины. В первые дни сражения основные потери наши танки несли от пикировщиков и бомбардировщиков 8-го авиакорпуса.
Так, под сильное длительное воздействие немецкой авиации попали части 5-го гв. тк, когда они начали выдвигаться против наносившего главный удар 2-го тк СС.
«Именно здесь было острие танкового клина [неприятеля], насчитывающего до 300 танков и мехдивизии, — отмечал командир нашего соединения генерал A.A. Кравченко. — С началом своего выдвижения авиация противника систематически обрабатывала боевые порядки и районы сосредоточения частей корпуса. В течение 6 июля учтено не менее 1500 самолето-вылетов (что превосходило реальное количество вылетов в шесть — восемь раз. — Прим, авт.)»{299}.
По немецким документам, наиболее успешно авиация вела борьбу с советским танками в двое последующих суток. Например, лишь за 7 июля ударами с воздуха было уничтожено 44 боевые машины и 32 танка выведено из строя. На следующий день, если верить германским документам, к ним добавились [145] 84 танка (из которых 11 машин горели при отходе самолетов от цели), 21 танк считался поврежденным. (Немцы не знали, что советские танкисты широко использовали во время налетов дымопуск для введения в заблуждение неприятельских экипажей.)
Когда 8 июля четыре танковых корпуса Воронежского фронта предприняли контрудар во фланг 2-му тк СС, в воздухе появился еще один тип самолета, специализирующийся на уничтожении танков. Это был оснащенный 30-мм пушкой под фюзеляжем НS.129В. Далеко не самая удачная машина с двумя устаревшими маломощными французскими моторами «Гном-Рон», тем не менее, обладала рядом достоинств. Она являлась вполне устойчивой «стрелковой платформой» и имела солидное бронирование летчика. К тому же таких машин в 8-м авиакорпусе имелось 75 штук.
В начале июля пять противотанковых отрядов [Jg.Pz./JG51, 4(Pz.)/SchG1, 8(Pz.)/SchG1, 4(Pz.)/SchG2 и 8(Pz.)/SchG2] базировались в Запорожье, где личный состав готовился к предстоящим боям. Затем первые четыре подразделения под общим командованием капитана Б. Мейера (ß. Meyer) перебазировались в Варваровку и Микояновку. Их интенсивное применение отмечалось в немецких отчетах после полудня 8 июля. В книге «Люфтваффе против России» генерал Г. Плохер писал:
«Советские танковые части неожиданно пересекли Донец (имеется в виду Липовый Донец. — Прим, авт.), железнодорожную ветку Белгород-Курск и приблизились к участкам наступления 2-го тк СС, готовясь нанести удар во фланг немцам. Еще до того, как расчеты противотанковой артиллерии успели изготовиться, 8-й авиакорпус ввел в бой четыре противотанковых отряда, в каждом из которых имелось примерно по 16 самолетов Hs. 129.
Они обрушивались на русских отряд за отрядом. В то время как одно подразделение выходило из атаки, второе приближалось к полю боя, в самолеты третьего заливали горючее и пополняли боеприпасы, а машины четвертого заходили на посадку. «Воздушный конвейер» 8-го авиакорпуса работал около часа, после чего уцелевшие русские укрылись в лесах. Большинство же танков советской бригады осталось гореть на подходе к полю боя. Этот эпизод продемонстрировал, что оружие, установленное на немецких самолетах, имеет достаточную мощность и эффективно поражает все типы советских танков, участвующих в сражении»{300}.
Советские документы свидетельствуют о сильных атаках неприятельской авиации против гвардейцев 5-го и особенно 2-го тк, который, по всей видимости, и стал главной мишенью для экипажей «хеншелей». Особенно значительно пострадала 99-я тбр. Документы бригады свидетельствуют:
«Удары [146] авиации усилились по мере продвижения бригад вперед (всего наступало три бригады. — Прим, авт.) и примерно к 18 ч 8 июля эти налеты превратились в беспрерывную атаку с воздуха. О жестокости атак с воздуха силами Ju.87 можно судить по следующему факту: подбитый нашими зенитчиками Ju.87 стервятник направил на танк Т-70 и всей своей массой врезался в него. Танк сгорел. Экипаж танка остался живым. Как правило, самолеты Ju.87 атаковали наши танки с кормы, поражая огнем моторную часть... В период с 14 до 19 ч 8 июля зарегистрировано 425 самолетовылетов. Наша авиация активности не проявляла»{301}.
Вероятно, советские танкисты, как это часто случалось, неточно идентифицировали противника, приняв Hs.129 за Ju.87 (при всех различиях этих типов самолетов, такое нередко встречалось). Однако в налете приняли участие и «штуки», включая противотанковые. Указать, скольких танков лишилась 99-я тбр от воздействия с воздуха, достаточно трудно, но можно оценить убыль материальной части в пять-шесть бронированных машин. В тот роковой день из-за неразберихи и нарушенного управления имел место случай, когда танкисты вступили в бой со своими же войсками, закрепившимися на этом рубеже, — общие потери составили 23 танка и 74 члена экипажей убитыми и ранеными. По немецким данным, всего противотанковые «хеншели» выполнили 53 самолето-вылета.
Из-за обстрела с земли и технических неполадок в двигателях три Hs.129 вышли из строя. Поскольку противотанковые самолеты не представляли серьезной угрозы для нашей пехоты, в ходе налетов с ними взаимодействовали «фокке-вульфы» из группы l/SchG1, которые осколочными бомбами заставили залечь сопровождавших танкистов пехотинцев и зенитчиков. Один из FW.190 был сбит, задев при падении наш легкий танк; в кабине штурмовика погиб командир отряда обер-лейтенант П. Валезцук (P. Waleszuk). Вероятно, именно его гибель нашла отражение в документах 99-й тбр как свидетельство ожесточенности боев.
«Первое применение в ходе наступления самолетов истребителей — танков оказалось весьма продуманным, — отмечалось в журнале боевых действий 8-го немецкого авиакорпуса. — Даже если не наблюдалось пожаров из моторных отсеков русских танков, все равно их обстрел был эффективным, поскольку авиационные наблюдатели в передовых частях зафиксировали не менее шести попаданий. Особенного эффекта удалось добиться вечером при поддержке дивизии СС «Дас Рейх» — русские отступили, отведя в тыл танки»{302}.
Практически одновременно были атакованы части 5-го гв. тк, накануне с большими потерями вышедшего из окружения. Естественно, командованию было трудно сосредоточить силы для контрудара. И здесь основные потери наши танкисты понесли от огня немецкой противотанковой артиллерии и «тигров», которые весьма точно стреляли с больших дистанций. Появление над полем боя большой группы германских самолетов несомненно также сыграло свою роль в исходе боя.
Сосредоточив около 130 танков и бросив против частей корпуса многочисленную авиацию, немецкому командованию удалось ликвидировать внезапно возникшую опасность, оттеснив 5-й гв. тк на прежние позиции. Командир корпуса генерал А. Г. Кравченко отмечал, что «с 16 ч до 19 ч 30 мин 8 июля противник применил большую группу самолетов Bf. 110, обстреливавших из пушек на бреющем полете танки 20-й гв. и 21-йгв. тбр (противотанковых «мессершмиттов» в составе 8-го авиакорпуса не имелось, и вероятно, [147] на самом деле, действовали «юнкерсы» и «хеншели». — Прим, авт.)»{303}.
Перешедший в наступление 15-й гв. тп, имевший в своем составе 15 танков «Черчилль», подвергся ожесточенному налету немецкой авиации. При этом два танка прямыми попаданиями были уничтожены и еще два повреждены. Таким образом, еще не достигнув позиций противника, танковый полк прорыва потерял одну четверть своего состава. Среди раненых оказался и командир полка подполковник Тургенев.
Вскоре танки оказались отсечены от своей пехоты, которая, спасаясь от поражения осколками и снарядами, группами по 6–10 человек «в беспорядке укрывалась от налета авиации противника». Заняв высоты 255,9 и 243,0, танкисты закрепились на достигнутых рубежах, продолжая отбивать настойчивые контратаки противника. За день ожесточенных боев потери 2-го тк составили 17 танков сгоревшими и столько же подбитыми.
Можно сделать некоторые выводы. Как теперь известно, нерешительные и разновременные действия соединений, плохое взаимодействие между ними на поле боя, а также несогласованность между наземными войсками и авиацией привели к тому, что фронтовой контрудар Воронежского фронта закончился неудачей. Поданным российского историка М. Ходаренка, бронетанковые силы фронта лишились за сутки 343 танков и САУ (из них 158 боевых машин входили в 1-ю танковую армию){304}. И хотя прямые потери от воздействия люфтваффе были значительно меньше, чем указанные немцами 84 танка, германская авиация сыграла весьма важную роль в срыве наших планов 8 июля.
Все эти примеры позволяют лучше понять, почему советский контрудар оказался неудачен, а участвовавшие в нем танковые соединения понесли тяжелые потери. Пострадали также некоторые полки и бригады, входившие или оперативно подчиненные командованию 1-й танковой армии. В итоговом отчете штаба объединения успехи немцев в борьбе с танками объяснялись хорошим взаимодействием наземных войск и авиации:
«Отмечено быстрое появление бомбардировочной авиации противника там, где танки наталкивались на крепкий, организованный огонь нашей обороны, что заставило предполагать расположение представителей авиасоединений с радиостанциями недалеко за боевыми порядками немецких танков или непосредственно в них, откуда они и вызывали самолеты прямо с аэродромов.
Когда бои 9 июля достигли высшего напряжения, на направлении главного удара вдоль шоссе Белгород — Обоянь авиация противника действовала в течение пяти часов. В это время беспрерывно чередовались группы по 50–60 самолетов. Они бомбили [147] боевые порядки наших частей, нанося большой урон в технике и живой силе. Так, из 13 KB 203-го тп, занимавшего оборону, восемь танков были выведены из строя прямыми попаданиями авиабомб, еще до ввода полка в бой»{305}.
В первые дни германского наступления эскадры 8-го авиакорпуса наиболее тесно взаимодействовали с соединениями 2-го тк СС. Но танкисты 48-го тк также часто добивались успехов только благодаря эффективной поддержке своей авиации, а «удары с воздуха давали исключительный эффект». В подтверждение этого тезиса, в частности, генерал Меллентин приводит запись в журнале боевых действий разведотряда дивизии «Великая Германия»:
«Мы с восхищением следили за действиями пикирующих бомбардировщиков, непрерывно атаковавших советские танки. Одна за другой появлялись эскадрильи пикирующих бомбардировщиков и сбрасывали свой смертоносный груз на русские машины. Ослепительная вспышка показывала, что еще один танк противника «готов». Это повторялось снова и снова»{306}.
Некоторые наши танковые соединения испытывали сильное воздействие вражеской авиации в течение нескольких дней. Когда 6 июля 6-й тк препятствовал противнику с хода форсировать реку Пена западнее шоссе Обоянь — Белгород, то люфтваффе четырежды группами по 60–70 самолетов бомбили наши части, но без особого успеха. Утром 8 июля действия нашей ПВО оказались не столь успешны. По мнению наших штабов, самым негативным образом сказалось отсутствие штатных полков в составе всей 1-й ТА. Особо серьезный ущерб налеты «юнкерсов» нанесли 200-я тбр, которая не успела окопать танки на занимаемом рубеже. Неприятель потеснил танкистов, у которых к вечеру 10 июля осталось на ходу не более 35 танков. Впоследствии ситуация [148] для 6-го тк еще более осложнилось, вынудив воинов вести борьбу в полуокружении. Трудно точно сказать, сколько бронированных машин погибло в результате поражения бомбами, но из 197 танков, имевшихся к началу оборонительной операции, к концу осталось пять Т-34, два Т-60 и один Т-70{307}.
При этом надо учесть, что в отличие от многих предыдущих операций, наши танковые части и соединения, в целом, хорошо прикрывались приданными средствами ПВО. Прежде всего укажем, что практически не отмечалось потерь в танках от действий авиации неприятеля в первые два дня сражения. Ведь до начала наших интенсивных контратак экипажи немецких ударных самолетов не имели исчерпывающей информации о местах сосредоточения танковых войск. В ходе последующих боев временами удавалось создать эффективные завесы зенитного огня, не позволявшие летчикам противника в ...