Наш Комбат: форум Combat Mission: Barbarossa to Berlin

Здравствуйте.

Текст взят с ВИФ (адрес http://vif2ne.ru/nvk/forum/0/co/1350008.htm)

-------------------------------------------
Филипп Рюттерос Солдат-доброволец.

Филипп Рюттерос - шведский доброволец в финской армии в войне 1941-1944 года. В период затишья рота была на Свирском фронте, во время советского наступления июня 1944 года добровольческая рота была переброшена на Карельский перешеек.

Отрывок из главы «Бой у Каплаинмяки»

… с востока шли эскадрильи русских бомбардировщиков, одна за другой. Они шли так высоко что наши зенитки их едва доставали. Разрывы зенитных снарядов были гораздо ниже них. И вдруг - ура! Попадание! Один бомбардировщик выпал из строя, начал снижаться, вошел в штопор и начал беспорядочно падать. Из самолета пошел дым, который быстро разросся в большое пламя, и бомбардировщик понесся к земле как красная звезда, оставляя за собой шлейф дыма. Самолет упал и взорвался вместе с бомбами, подняв огромный столб дыма. Летчик выбросился с парашютом, который белел в небе. По нему открыли огонь из винтовок и он скрылся за лесом. На чьей стороне он приземлился? На нашей или на русской?

Мы радовались успеху наших зенитчиков и в то же самое время с беспокойством смотрели на армады советских бомбардировщиков, пролетавших над нами. На севере грохотали пушки. Перед нами шла перестрелка, и кто-то сказал что первый взвод уже ведет бой. Мы лежали в лощинке и отдыхали, когда прибежал связной от лейтенанта Хорда.

“Подъем! Времени нет! Оборона прорвана в нескольких местах, судьба всего батальона теперь, может быть, зависит от нас. Вперед!”

Лес накрыло артогнем. Когда мы вышли на крупную лесную дорогу, навстречу нам попались отступающие части. Мимо нас в тыл мчались одна повозка за другой, нагруженные окровавленными и изувеченными телами погибших солдат. Другие повозки были загружены ранеными с перебинтованными головами, руками, ногами, или с просто открытыми ранами. Легкораненные и контуженные шли сами. По дороге шли целые толпы окровавленных, оглушенных, грязных солдат, судорожно сжимавших оружие в руках. Среди них мы повстречали многих финских солдат из нашего же полка, но они были такие осунувшиеся и грязные, что мы едва их узнали. Некоторые были настолько измотанны, что не отвечали на наши приветствия, некоторые просто кивали в ответ и бормотали: «А, вот и шведы. Да, вы нам теперь действительно нужны.»

Навстречу нам попались солдаты из других частей, которые что-то кричали нам по-фински, и быстро проходили мимо. Некоторые солдаты отступали без оружия. Казалось, что ситуация развивается катастрофически.

Наши командиры спрашивали дорогу, но никто не мог сказать ничего путного. В конце концов лейтенант Хорд сумел связаться с комбатом майором Лаксеном и нам приказали заткнуть дыру между двумя ротами.

“Покажите, на что вы способны!” подбодрил нас капитан Линдблад и указал нам наш участок обороны на высотке, откуда мы должны были контратаковать, если русские прорвут оборону. Мы рассредоточились и сразу начали окапываться. Мы рыли стрелковые окопы на двоих. Лопаты застучали о капень. Каменистая высотка, поросшая лесом, была достаточно неудобной для обороны, с большим количеством мертвых зон за валунами. Вдобавок к этому, толстые стволы деревьев и подлесок затрудняли наблюдение. Русская артиллерия постоянно обстреливала лес вокруг нас, сосны ломались как спички и взлетали в воздух с фонтанами камней и земли.

Со стороны противника раздался грохот, и тут же над нами в воздухе зашелестело и зашумело, как будто над нами летела стая голубей. Мы вжались в землю, сотни снарядов разорвались вокруг нас одновременно, и ударная волна накрыла нас как цунами! Засвистели осколки, разрывы пришлись с перелетом, на нас посыпались куски деревьев и камни. Это сыграли «Катюши» - сталинские органы, органы-минометы, гектарные пушки - русские многоствольные минометы, которые могли стрелять залпами и заработали столько прозвищ среди наших солдат. Этот залп перелетел через нас и перепахал, наверное, целый гектар леса. Мы еще глубже окопались среди валунов и стали ждать следующего залпа, который так и не последовал.

Начало слегка смеркаться. Запели сверчки и кузнечики, и их однообразная мелодия долгие часы была единственным звуком в этой летней ночи. Из болот стал подниматься туман, и ароматы летнего ночного леса причудливо перемешались с едким запахом тротила. Весь день мы ничего не ели, но о голоде никто не думал. Никто не спал. Мы просто лежали в окопах и ждали то, что должно было произойти, в то время как наши оппоненты, очевидно, отдыхали.

На рассвете обстрел возобновился. Органы-минометы обрушивали на лес свои залпы, кашляли обычные минометы, артиллерия посылала на нас тяжелые снаряды, и едкое облако дыма от разрывов затянуло весь лес. Артиллерия противника сосредоточила огонь на Каплаинмяки - каменистой высотке по другую сторону дороги, что была у нас на правом фланге. Интенсивная перестрелка и глухие взрывы ручных гранат, доносившиеся оттуда, свидетельствовали о тяжелом бое. Оттуда прибежал связной и попросил подкреплений для немногочисленных и измотанных защитников высотки, взвода под командованием лейтенанта Хольмана. Старший сержант Хорсехольм мигом собрал группу из десяти добровольцев и они исчезли в лесу за дорогой.

«Попадем в самое жаркое местечко!» прокричали нам на прощание эти ребята, опъяненные предстоящим боем.

Остатки взвода перегруппировались и отрыли новые окопы. Где-то неподалеку послышался крик раненого: «Санитар! Санитар!» - и оборвался так резко, как будто санитар уже прибежал к нему на помощь или помощь ему больше была не нужна.

Появились два солдата, ведущие третьего. Раненый? Нет, полный коллапс, нервы у парня не выдержали. Здоровый детина плачет навзрыд как ребенок и трясется как осиновый лист. Ни лопату, ни винтовку он держать в руках не может и в бою будет только обузой - сгинет без всякой пользы. Может, его сломал вид трупов, которые увозили в тыл на телегах, а может, у него просто больше не было сил просто лежать в окопе и слушать, что происходит вокруг? Я прекрасно понимал его переживания и могу их описать:

Бьют минометы, мина уже в воздухе, свистит, летит прямо в меня, Боже, вот и все - и страшный взрыв в десяти метрах от окопа. Уже летит следующая мина, точно, она взорвется еще ближе, сейчас - нет, недолет. Теперь играет их орган, если накроет наши окопы, то нас просто размажет, шансов уцелеть нет никаких, вот и конец, я вцепляюсь зубами в рукав гимнастерки и закрываю уши - и залп органов накрывает лес за нами. Где-то кричит раненый и никак не утихнет. В голову закрадываются мысли - что лучше, быть раненым и страдать или лучше пусть сразу убьет. Мы лежим на небольшой высотке, русские уже обошли нас, мы в окружении - попадем в плен, и что с нами тогда вообще будет? Что я слышал о том, как русские обращаются с пленными? Это, конечно, ад, но попасть в плен в семь раз хуже!

…

Мы вжались в окопы, уткнулись лицами в землю и обхватили головы руками. На нас сыпались целые каскады земли. Наш маленький окоп мог получить прямое попадание в любой момент. Чувство, прямо скажу, не из приятных, но я стиснул зубы и повторял про себя: держись - тут ничего не поделаешь, ты можешь только показать, как держится шведский доброволец!

В какой-то момент мы перевели дух, и я сказал Морсингу: «Слушай, давай договоримся друг друга не оставлять. Если кого-то из нас ранит, то оставшийся невредимым попытается вытащить раненого к дороге»

«Да, это понятно, будем стараться как можем»

На нас опять обружились тысячи снарядов, звук падающих снарядов звучал почти как дикий крик, и шум стоял ужасный. Огонь затих, в первый раз за этот час, и мы вскарабкались со дна окопа для отражения атаки. Русские солдаты, бежавшие в атаку, получили наших пуль, и если они думали, что высотку уже никто не обороняет, то их ждало горькое разочарование. Конечно, у нас уже были высокие потери убитыми и ранеными. Я видел, как раненные финны уползали в тыл и как их уносили на носилках их товарищи. Бледный солдат встал из окопа, отложил винтовку, прижал руку к груди и пошел в тыл во весь рост, как будто рядом не было противника. Он был ранен в грудь, под ребра.

На центральную часть высоты обрушился последний залп артиллерии противника и одновременно в атаку из своих нор поднялась русская пехота. Со звериным криком, размахивая оружием и саперными лопатами, они побежали вперед и быстро обошли нас с флангов. На высоте на момент их атаки уцелело не более десяти финнов и добровольцев, которые еще не утратили волю к сопротивлению. Мы стреляли так быстро, как только могли и успевали перезаряжать магазины, и обжигали пальцы о металл, когда вставляли новую обойму в магазин. Русские были так близко, что целиться было не надо, надо было только стрелять в их направлении, и не промахнешься. Наши немногочисленные автоматы стреляли не переставая. В каких-то десяти метрах от меня за большим валуном укрылись несколько русских солдат в коричневатой форме, и я кинул в них гранату-яйцо. Граната вроде бы разорвалась где надо, но результата я не видел, так как сразу бросился на землю.

“Отходим - они уже обошли нас!” - кричит какой-то финский сержант.

Он прав - русские обошли нас с флангов настолько, что валуны больше нас не защищают. Мы отступаем перебежками от валуна к валуну, останавливаемся на секунду, стреляем в фигуру в коричневой гимнастерке или в чье-то грязное лицо, и бежим дальше. Эти валуны нас защищают, но они защищают и русских - под их прикрытием они перебегают, переползают и продвигаются вперед.

За высотой валуны образуют своего рода природную крепость, что дает нам возможность перегруппироваться и снова организовать оборону. Делимся с друг другом патронами и перезаряжаем оружие.

Я давно не видел моего друга Хуго Йоннсона и был страшно рад, когда увидел его рядом со мной, живым-здоровым и с оружием. Перезаряжая винтовку, он рассказал мне:

«я проснулся от того, что какой-то финн меня толкает. Он меня спрашивает «ты что, тяжело ранен? Давай я твои часы заберу, а то они русским достанутся, жалко». Перкеле, вали отсюда, ответил я ему, и он пропал. Я был просто настолько чертовски измотан что не проснулся, когда началась артподготовка.»